Оружие Победы. Тяжёлые бои на тяжёлом танке

–  Смогли бы сейчас завести КВ (Клим Ворошилов)? – интересуюсь, подходя к Гомельскому областному музею военной славы, у бывшего командира танкового взвода Василия Васильца.

 

– Запросто. Заведу и поеду, – не задумываясь, отвечает 92-летний фронтовик. – Он ведь управлялся не рулём, а рычагами. Так что сложности нет. А машина тяжёлая – 42 тонны, мощная. Я на нёй пушки врага давил. 

 

– Ну а по фашистским танкам стреляли?

 

– Это была своеобразная дуэль. Никогда не знал, живым или мёртвым с неё вернусь.

 

...Полковник в отставке Василий Василец встречает нас в белой рубашке, галстуке и передаёт сумку.

 

– Там в простыне завёрнут мой парадный мундир с орденами и медалями. Тяжело мне его уже носить. Как прибудем на место надену.

 

Пока едем в машине, ветеран рассказывает, как в июле 42-го года попал на фронт и сразу под Сталинград.

 

– Начинал я воевать на Т-34. В одном из первых боёв в наш танк угодил снаряд. Я и ещё двое членов экипажа выбрались из машины и отползли по его гусеничному следу. А механик-водитель сгорел. Он бы остался жив, если бы послушал меня. Я приказал покинуть танк через башенный люк, а он решил через свой – передний. И попал под пулемётную очередь. На следующий день мы его нашли обгоревшего. Страшная картина. Лежал на броне, только по пояс выбравшись из Т-34. 

 

– Тяжело было оправиться от такого? 

 

– Не было времени переживать. Мне дали новый танк и отправили на прорыв окружать немецкую группировку под Сталинградом. 19 ноября 1942 года на рассвете наши войска провели артподготовку. Через наши головы с шумом летели сотни снарядов. «Музыка» гремела целый час. А когда стихла, мы двинулись вперёд. За день прошли с боями 40 километров. А к ночи возле какой-то станицы легли спать прямо на снег, подстелив брезент, которым накрывали танк. Продремали часов пять, а наутро команда – и опять в атаку. У Калача-на-Дону наткнулись на два укреплённых района. Мне со взводом было приказано подавить эти очаги сопротивления. За что и получил орден Красной Звезды. 

 

– Много врагов уничтожили?

 

– Я по ним стрелял, давил, бил! А узнал, сколько фашистов там осталось лежать, только спустя много лет. Внук позвонил, говорит: «Дедушка, я в интернете твой наградной лист нашёл». Там было написано: «Командир танкового взвода лейтенант Василец Василий Иванович проявил смелость и решительность. Лично своим танком уничтожил одну артиллерийскую установку, двух мотоциклистов, семь машин с солдатам и офицерами вермахта». Только вот беда. Мой танк в этом бою прошил очередью из пулемёта немецкий самолёт. Пробил масляный бак. Машина практически вышла из строя, и мы еле дотянули до наших. 

 

 

 

За разговором незаметно подъезжаем к музею. Василий Василец, несмотря на возраст, бодро заходит в помещение, где собирается надеть мундир. 

 

– Осторожнее с ним, – приговаривает фронтовик, когда я разворачиваю простыню, в которую укутан парадный китель. Наконец, я его достаю и, приподняв, чувствую, насколько он тяжёл. Такое впечатление, что держу настоящую боевую кольчугу.

 

– Наверное, не меньше трёх килограммов весит, – делаю предположение, помогая надеть мундир Василию Ивановичу.  

 

– Может быть. Теперь самому мне его надеть тяжело, – и, проведя рукой по наградам, ветеран добавляет: – Посмотрите, правильно они висят, не нарушился порядок? 

 

 

Я замечаю медали «За отвагу», «За боевые заслуги», ордена Красной Звезды, Отечественной войны. Перехватив мой взгляд, Василий Василец добавляет:

 

– Для меня особенно дорога медаль «За оборону Сталинграда», – указывает пальцем на поблёскивающую награду. – А вот медаль  «За оборону Ленинграда», которую получил, сражаясь на КВ-1с.

К сожалению, в музее такого танка не оказалось, поэтому мы направляемся к его ближайшему родственнику – «ИС» (Иосиф Сталин).

 

 

– Хоть это и не совсем моя машина, но мне её увидеть всё равно приятно, – улыбается фронтовик. –  При создании ИС за основу брался мой танк, так что они как двоюродные братья.

 

– «За Родину» не писали на башне своей машины? – интересуюсь, подходя к грозным экспонатам.

 

– Нет. Но зато, когда ехали в машине, отступая с Майкопа на Туапсе, на ней было написано «Вперёд, на Запад!» Мы только смеялись, ведь и вправду направлялись на Запад.

 

 

 

Перед тем как фотографироваться, фронтовик снимает очки. 

 

– И уберите эту «инвалидную коляску», – Василий Иванович отставляет палочку, – чтобы она не портила общий вид. А я, пожалуй, за броню танка подержусь.

 

 

 

 

После фотосъёмки предлагаем фронтовику пройти в здание музея, чтобы сесть на скамейку и продолжить рассказ о войне. Но он будто и не чувствует тяжести мундира. Рассматривает танки, рассказывает про их боевые характеристики, читает с теплотой в голосе надписи на табличках теперь уже музейных экспонатов, которые, судя по всему, он воспринимает как настоящих боевых товарищей. 

 

– А вот и Т-34, на котором начинал воевать, – похлопывает по крылу машины фронтовик.  

 

– Наверное, вы уже устали, давайте сядем? – предлагаю.

 

– Не хочется мне отсюда уходить, – останавливает мои попытки пройти к лавочке  Василий Василец и вздыхает. – Смотрю на танки, и сразу вспоминается и хорошее, и плохое… Летом 43-го я на Волховском фронте командовал тремя машинами КВ-1с. Начался бой. А у немцев какая тактика была? Стрелять в белый свет, как в копейку, чтобы мы думали, что это они нас обнаружили. Естественно, наши танки открывали ответный огонь и тогда уже по-настоящему выдавали себя. Я перенял эту тактику врага и стал бить по площадям. Во время одной из таких перестрелок видимость совсем упала. Причём машина шла в одном направлении, а башню я выкручивал в другом. Да вдобавок мне нужно было руководить действиями ещё двух танков. Как руководить? По военной науке – флажками. Но не до них было во время боя, поэтому управлял личным примером. Что делал мой танк, то и они. И вот высунулся я из люка, чтобы осмотреться и… очнулся в медсанбате.

 

 

– Что произошло?

 

– Осколок попал вот сюда, – ветеран показывает на шрам, который, будто речушка на рельефной карте, пересекает лоб, проходит через глаз к щеке и разветвляется в мелких морщинах. – Чудом остался жив. До мозговой массы разбило череп, и нос на бок согнулся.

 

– Осколком попало?

 

– Не знаю. Может, осколком, а  может, камень отлетел при разрыве снаряда. 

 

– Повезло, что глаз  цел остался, – пытаюсь подбодрить.

 

– Не только глаз, а что вообще голова на плечах осталась. Ангел-хранитель спас. Всю войну он меня вёл. Сколько было случаев, когда мог погибнуть. В общем, четыре месяца пролежал в госпитале, и снова на КВ отправили меня в пылающий Новгород  захватить участок железной дороги, ведший на Псков. Вслед за моим взводом двинулись две самоходные установки СУ-152. И вот вдалеке показались три фашистских танка. Выстрелил я в один подкалиберным снарядом. Смотрю: только искры от брони вражеской машины полетели. А она цела и невредима. И тут я сообразил, что это «Тигры», которых до этого ни разу не видел. Один из них в ответ подбил гусеницу нашему танку. Даю команду: «Отступать!» Мы спрятались за развалинами домов и стали ждать, надеясь, что когда немецкие танки подойдут ближе, расстреляем их в боковую броню. Она у них была тоньше. Фрицы, видимо, разгадали наш план. И остались на месте. И тут вдруг – бац! У одного из «Тигров» башню на бок свернуло. Танк загорелся. Это подошли наши самоходки, начавшие палить по вражеским машинам, две из которых бросились наутёк.

 

 

– Много времени провели в таких боях? – продолжаю беседу.

 

– Ровно два года, до июля 44-го. Пока не получил сильную контузию, из-за которой у меня ухудшилось зрение на правый глаз. 

 

– Снаряд рядом взорвался? – пытаюсь выяснить подробности.

 

– В танк угодил, но броню не пробил. Знаете, когда снаряд попадает в танк, искры из глаз брызжут. Это и есть контузия. Меня после неё и комиссовали. Направили в Москву на лечение. А День Победы встретил уже в тылу под Киевом. Проснулся в гостинице, смотрю из окна, а на улице демонстрация. Хотелось стрелять в небо, да при себе оружия не было.

 

 

 

 

– Василий Иванович, как думаете, благодаря чему мы всё-таки победили?

 

– Я думаю, потому что самопожертвование у людей большое было. Два моих брата погибли на фронте, ещё один – в партизанском отряде. Отец с матерью тоже погибли. Скажу одно. Наш народ не привык жить под чужим гнётом, терпеть тяготы от захватчиков. Было у нас и чувство патриотизма, и ответственности не только за страну, но и за малую родину. 

 

– А сами вы где родились? – спрашиваю уже возле подъезда ветерана. 

 

– В деревне Андреевка Речицкого района. А на прощание хочу рассказать вам забавный случай. Недавно лежал в Гомельском областном клиническом госпитале инвалидов Отечественной войны. Пришли студенты-медики, спросили, как меня зовут. А я им: «Имя и отчество у меня, как у Чапаева». А они: «А кто такой Чапаев?» – фронтовик искренне улыбается и добавляет: – Забывать начинают, а ведь имя и отчество у меня хорошие. Знаете, такие мужицкие. Всегда было приятно, когда люди, общаясь со мной, вспоминали и героя Гражданской войны Василия Ивановича Чапаева. Смелого воина, каких на нашей земле очень много.