480 километров в пехоте он шёл за Победой. О боевом пути от Вислы до Одера рассказал 95-летний фронтовик

– Я хочу, чтоб меня ты встретила, как бывало, – без жалоб и слёз, седины чтоб моей не заметила и морщин, тех, что с фронта принёс, – поёт 95-летний ветеран Анатолий Корако, чьи глаза, несмотря на возраст, остались такими же молодыми, как в 18 лет, когда он пехотинцем попал на фронт. 

200 граммов на сутки. 

После освобождения советскими бойцами в 1943 году деревни Сведское Речицкого района, где немцы перед отступлением сожгли 146 дворов, Анатолий Корако вступил в ряды Красной армии. 

– Меня отправили в школу младших командиров, которая располагалась в Смоленской области. Там зимой я заболел тифом и долго пролежал в беспамятстве. До сих пор перед глазами стоит большой шприц, которым меня кололи. Каждый день ребят хоронили, а мне повезло – выжил, – делится пережитым Анатолий Игнатьевич. – А как нас кормили? Не дай Бог никому. В сутки давали 200 граммов хлеба и наливали водянистый суп. Не еда, а одна беда, – вздыхает фронтовик.

– Холодно было в казармах? – интересуюсь.

– Какие казармы? Выкопали себе землянку и поставили трёхъярусные нары. Так и жили. 

– Сильно муштровали новобранцев?

– Угадал. Старшина роты постоянно гонял. Приведу эпизод. Принесли нам жидкую баланду в землянку, так как столовой не было. А один солдат стал кричать, что ему не досталось хлеба. И тут старшина, чтоб ему… Здоровый такой, 1920 года рождения. Как крикнет: «Выходи пулей строиться!» Все вскочили, кто в чём одет был, и поползли по приказу двести метров по заснеженной земле. Дело-то в феврале было. А потом назад по-пластунски. Хватило нам тогда. Больше никто на еду не жаловался.

А когда в октябре 1944-го нас отправляли на фронт, генерал на железнодорожной станции спросил у бойцов: «Жалобы есть?!» Я сказал, что мои новые сапоги старшина припрятал. Генерал разозлился и приказал тому через 20 минут принести обувь. И что вы думаете? Побежал и принёс. 

• Анатолий КОРАКО (в центре) с однополчанами. 1945 год.

Суровый закон войны

– На войне закон суровый. Был у нас случай, мы ночью стояли на отдыхе у Вислы. Я положил на землю плащ-палатку, на неё постелил шинель. Чтобы не замёрзнуть, мы с земляком-фронтовиком Алёшей улеглись валетом на самодельную кровать, а сверху накрылись его шинелью, – вспоминает бывший сержант, командовавший стрелковой ротой 33-й армии, которая входила в состав 1-го Белорусского фронта. – Слышим – выстрел! Крик! Подбежали и видим – у караульного, который стоял на посту, запястье перебито. Забрали его на машине в госпиталь, а через три дня в сопровождении двух офицеров вернули бойца на передовую и перед строем расстреляли. Оказалось, он себе руку прострелил, чтобы не идти в атаку. Самострел сделал.

Далее фронтовик вспоминает, как вместе с односельчанином спасал танкиста.

– Во время боя мы услышали, как кто-то метрах в 150-ти от нас зовёт: «Помогите!» Командир взвода Васильев мне сказал: «Ищи напарника, надо выручить бойца». Вместе с односельчанином Алёшей Комашко мы нашли раненого. Им оказался ослепший от вспышки танкист, который успел вылезти из подбитой машины. Его-то мы и дотащили до медсанбата… – ветеран на мгновение замолкает и продолжает: – Был случай, когда меня с Алёшей воронка от снаряда спасла. Только бросились мы в неё, как над нами громыхнул выстрел немецкого танка. А тут подоспел и наш мощный танк «Иосиф Сталин», который ударил в ответ. В общем, обошлось. 

• «Мой отец воевал на тех же рубежах на Одере, что и я, – говорит ветеран. – Об этом я узнал, когда вернулся с фронта».

Первой пошла штрафная рота. 

Перед тем как форсировать Вислу в январе 1945 года, советские войска нанесли мощный артиллерийский удар  по вражеским позициям.

– Переправились без проблем и за раз прошагали 50 километров, не встречая сопротивления. Потом, не снижая темпа, за 15 дней прошли 480 километров на своих ногах. А это больше 30 километров в день. А когда подошли к реке Одер, немцы нас здорово артиллерией накрыли. Из роты где-то в 150 человек в живых осталось 24, – вздыхает Анатолий Игнатьевич. – Первой в прорыв пошла наша штрафная рота, которая вся и полегла. Помню, иду по траншее и вижу – штрафники погибшие лежат и только один из них сидит, не шевелится. Присмотрелся, а его нижнюю челюсть осколок, как лезвием, срезал.   

А утром 20 апреля только вылез с сержантом Адамом Зелёным на бруствер, как ему пуля попала прямо в руку. В тот день нам приказали захватить немецкий опорный пункт. С пистолетом-пулемётом Судаева я пошёл в атаку. Пробежал несколько метров и почувствовал, как в голову отдало сильной болью. Посмотрел вниз, а там штанина оторвана. И только тут понял, что ранен. Разрывная пуля угодила в голень и вырвала кусок мяса. Санинструктор Иван Рылик затащил меня в воронку, перевязал, и я пополз к своим. В госпитале врач вместо анестезии дал выпить спирта и стал зашивать рану. На этом моя война закончилась.

В госпитале Анатолий Корако встретил и 9 Мая.

– Все кругом ликовали, а мы организовали тайный праздничный обед в небольшой будочке рядом с госпиталем, – улыбается фронтовик. – И хотя я передвигался всё ещё на костылях, в День Победы стал значительно лучше себя чувствовать.

• 480 километров в матушке-пехоте он шёл за Победой. О боевом пути от Вислы до Одера рассказал 95-летний фронтовик.

Нам надо было победить…

Анатолий Корако служил в  Германии до 1950 года: 

– Из-за страшных потерь в войне не было контингента для нового набора в армию. Поэтому так долго и служили, пока не подросло новое поколение солдат. Но, несмотря на завершение войны, она для некоторых продолжилась. О чём я говорю? В 1949 году по случаю 9 Мая решено было дать праздничный обед. И тут арестовали повара. Оказалось, что в начале Великой Отечественной войны он попал в фашистский плен. Был завербован немецкой разведкой и спустя годы решил произвести диверсию – отравить наших солдат. Для этого он подговорил своего приятеля сержанта добавить яд в продукты на складе, а тот решил этого не делать и доложил обо всём командиру. Вот так-то.

Во время общения с Анатолием Игнатьевичем обращаю внимание на орден Отечественной войны, закреплённый на пиджаке. А вот ордена Красной звезды почему-то не наблюдаю, хотя награда, судя по документам, вполне заслуженная.  «17 апреля 1945 года в боях за железную дорогу западнее местечка Лоссов под городом Франкфуртом, умело руководя отделением, отбил пять яростных контратак противника численностью до 30 человек, – читаю в архивной справке, присланной ветерану сотрудниками Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации. – Из своего личного оружия уничтожил восемь немецких солдат, чем способствовал выполнению боевой задачи, поставленной командованием». Так где же орден? Из разговора выясняю, что награда была из-за бумажной путаницы попросту утеряна и спустя годы не подлежит восстановлению. 

– Знаете, я ведь воевал не за награды, – говорит ветеран. – Нам тогда хотелось просто остаться в живых, завести семью, детей. И это для меня и моих товарищей стало главной наградой в войне.  

– И всё же, Анатолий Игнатьевич, как думаете, благодаря чему победили? 

– Надо было победить. Поэтому поднимались и шли в бой. И я был не один такой. Мне помогала справляться с трудностями песня. Командир взвода Васильев из Смоленской области, как только наступало затишье, просил меня исполнить «Бьётся в тесной печурке огонь…» Я ведь до сих пор пою. 

И ветеран, набрав воздуха в лёгкие, затягивает: «Война прогремела, прошла, осталась смерть без работы. Кто честно сражался, придёт, охваченный тёплой заботой… Я знаю, что ты меня ждёшь и в письма по-прежнему веришь. Я знаю, встречать ты придёшь к вокзальной распахнутой двери». 

Помолчав какое-то время, фронтовик добавляет:

– Чтобы долго жить, я уже много лет занимаюсь трудотерапией. Она от всего лечит, даже от ковида, – шутит Анатолий Корако. – В прошлом году дважды переболел этой заразой. Чтобы окончательно оправиться, пошёл за здоровьем в лес, где шесть часов собирал грибы. Есть желание ещё пожить, тем более есть ради кого. У меня ведь подрастает семь правнуков и праправнучка. Да и День Победы хочется встретить с таким же чувством, как тогда, в 45-м...

Автор фото: автора