Оружие Победы. С грозной сталью на груди

 

 

Редакция газеты «Гомельские ведомости» совместно с Гомельским областным музеем военной славы продолжает проект, посвящённый 70-летию Победы в Великой Отечественной войне. Ветераны спустя многие годы прикоснутся к оружию, и их воспоминания оживут. Музейные экспонаты соединятся с фронтовыми историями свидетелей тех судьбоносных событий. И мы перенесёмся на поля сражений, пройдём по дорогам войны, чтобы вместе с воинами пережить все фронтовые испытания. 

 

 

– Заржавел ты, что ли? – пытается передёрнуть привычным движением затвор ППШ 90-летний Иван Захаров. – Пролежал тут, небось, без дела. Сотрудник музея объясняет ветерану, что всё заварено, но тот и слушать не хочет, как «реаниматолог» снова и снова старается оживить оружие, но затвор не поддаётся.

 

 

– Не тяжело вам? – предлагаю помочь подержать увесистый автомат. 

 

 

– Нет, – на лице фронтовика появляется улыбка, а его рука, которая ещё минуту назад, казалось, ничего тяжелее палочки для ходьбы не поднимет,  согнута в локте. Она держит на весу пять с половиной килограммов грозной стали. 

Мы договариваемся с Иваном Захаровым забрать его из  квартиры в полдвенадцатого, чтобы помочь спуститься с седьмого этажа и отвезти в музей военной славы. Ветеран редко выходит из дому. Подъезжаем с опозданием в несколько минут. Двор пуст, и только у подъезда, видим одинокую фигуру, которая опирается на палочку. 

 

 

 

 

– Вы нас хоть недолго ждали? – пытаюсь как-то оправдаться в непунктуальности. 

 

 

– Да нет, – улыбается в ответ Иван Гаврилович.

 

 

По дороге в музей наш попутчик рассказывает, что учился в родной Рязани в пехотном училище, а в 1943 попал рядовым на фронт, где провёл три года на передовой. 

 

 

– Как заслужили орден Славы? – перебиваю воспоминания Ивана Захарова. Он замолкает и какое-то время слышно только его тяжёлое дыхание. 

 

 

– Помню… всё помню, – начинает прерывисто ветеран. –  Разрывной пулей ранило в живот майора, у которого я был ординарцем. Сильно ему досталось. Он остался лежать на поле боя. Ну, кто пойдёт за ним? Я и пополз. Тащу назад под шквальным огнём. А он тяжё-ё-лый. Доставил, значит, начальника штаба батальона к нашим окопам, на повозку погрузил и в медсанбат отправил. 

 

 

– О том, что орденом наградят, думали? – на мой наивный вопрос ветеран отвечает смехом.  

 

 

 

 

–Не-е-ет, – добавляет Иван Гаврилович. – Кто ж об этом тогда думал? О другом я больше беспокоился. Попадёт пуля в голову или сердце, и всё – конец. Много так моих товарищей погибло. 120 человек идёт в атаку, а в живых остаются считанные. Человек 20, ну, 30, не больше. И то половина раненых. Поле ведь голое, ни укрыться, ни спрятаться. 

 

 

– Как считаете, почему живы остались? – пытаюсь вызвать ветерана на размышление.

 

 

– А чёрт его знает, – выдыхает Иван Захаров. – Честно, не знаю. Что думать уже? Разве увидишь свою пулю? За разговором не замечаем, как пора выходить из машины. 

 

 

 

 

 

И вот мы в музее ждём, когда принесут автомат.  – Волнительна вам встреча с ППШ? – стараюсь угадать чувства Ивана Захарова. – Да что там, – прищуривает глаз и хитро улыбается старый солдат. – Приятно. 70 лет не держал в руках моё личное оружие. Хороший автомат. Никогда не заедал. Всё время на груди висел. И спал с ним, и в атаку ходил. Стрелял короткими очередями, от которых ППШ нагревался до сумасшедшей температуры, но меня не обжигал благодаря кожуху. Остывало оружие уже на груди. А вот песка автомат боялся. Особенно на боевых полях в Беларуси его много было. Я ведь её в составе 3-го Белорусского фронта освобождал. У меня за войну три ППШ сменилось. После каждого ранения, выходя из госпиталя, новый получал. 

 

 

– И куда вас ранило? – в моей интонации, видимо, чувствуется праздное любопытство.

 

 

– В ногу, ещё раз в ногу и в грудь, – перечисляет фронтовик. 

 

 

– А если подробнее? Откуда эти самые пули вылетели? – допытываюсь я. 

 

 

– Откуда? Из ствола, – отшучивается Иван Гаврилович, но, видимо, решает, что я не отстану, продолжает. – Во время атаки лежал на поле, и пуля прямо в пальцы на правой ноге угодила, а через некоторое время в похожей ситуации меня ранило в пятку на левой ноге. Чирк, что такое? Я сапог снял, а он весь в крови. Хлопцы мне: «Вот это хорошо. Отстрелялся. В госпиталь направят. Значит, не убьют». А в грудь ранило под Кёнигсбергом. Бывалые солдаты попросили: «Сынок, сходи через дорогу в колодец за водичкой». Взял вёдра и пошёл. Стал набирать воду, и тут с вражеской стороны послышался  выстрел. Я не придал этому значения. За вёдра – и к своим. И тут чирк, мне прямо в грудь пуля от асфальта срикошетила. Отметку, значит,  сделала. Я ускорил шаг и донёс воду товарищам. А потом направился в медсанбат, где мне остановили кровь и извлекли пулю. После этого ранения Иван Захаров лежал в госпитале, расположенном в подвале частного дома. Неожиданно немцы прорвали оборону и подошли вплотную к позициям советских солдат. Иван Гаврилович решил на всякий случай покинуть подвал, а когда вернулся, то все раненые были сожжены фашистским огнемётом. Это было за две недели до капитуляции Германии. А злополучное ранение в грудь оставило после себя тёмное пятно на лёгком. Его врачи разглядели на снимке спустя много лет. «Да это всё ерунда, рана заросла. Времени-то вон сколько прошло», – махнув ладонью, добавляет ветеран. 

 

 

Тут Иван Захаров резко умолкает. Ему принесли пистолет-пулемёт Шпагина. Пару минут он осматривает оружие, к которому обращается сугубо на «ты», едва шевеля губами. Видимо, это что-то личное. Одевает на шею ремень и поглаживает приклад. Его пальцы, которые совсем недавно с трудом застёгивали замок на куртке, крепко держат тяжёлое оружие. В это время фотограф производит серию снимков. Кадры сделаны. Иван Гаврилович садится на лавку, долго смотрит куда-то в пространство. Достаёт платок и вытирает глаза. 

 

 

Потом он ещё долго стоит во дворике Музея военной славы и вглядывается в лица полководцев Великой Отечественной войны. 

 

 

 

 

– Как вы думаете, благодаря чему мы победили? – нарушаю задумчивое молчание фронтовика. 

 

 

– Вы задаёте мне такой вопрос, на который могут только командующие армиями ответить, – ветеран жестом показывает на бюсты маршалов.  

 

 

– Может, смерти не боялись? – стараюсь выведать военную тайну.  

 

 

– Да ну-у! Смерти боялись все, – отрезает Иван Захаров.  

 

 

– У вас ещё два ордена Красной Звезды есть. Расскажите, как заслужили? – продолжаю.  

 

 

– Я иногда затрудняюсь что-то сказать по этому поводу. Не помню, – останавливает все мои попытки ветеран. 

 

 

Едем молча в машине. Иван Гаврилович смотрит в окно и неожиданно произносит: «Я взял в плен 27 немцев. Честно говоря, вспоминать тошно всю эту "музыку". Стояли в лесу. Потом пошли в наступление. Я отстал от своей группы. Думаю, через кусты срежу и догоню наших. Захожу, а там немцы в лощинке. Я им: "Хенде хох!" А они вместо того, чтобы бросить оружие, наоборот, приободрились и винтовки на меня наставили. Слышу, перезаряжают оружие. А я один. Ну, думаю, всё: "капец" мне. Если поверну назад, они мне в спину точно выстрелят. Потянусь за гранатой – тоже убьют. Тогда решил: "Чёрт с ним, будь что будет". и снова крикнул, что есть сил: «Хенде хох!» А они как стояли, так и стоят. С мушки меня не спускают». 

 

 

– И как же вы разошлись, – пытаюсь ускорить кульминацию. 

 

 

– Интересно разошлись, – откашлявшись, продолжает подполковник в отставке. – Один из немецких солдат, лет 50-ти, начал что-то говорить, видимо, старшему в группе. Но тот отмахнулся и нажал на курок. Прогремел выстрел. Повезло, старый солдат успел стукнуть по дулу винтовки стрелявшего, и пуля прошла у меня над головой. Целившийся сплюнул, зло на меня посмотрел и опустил винтовку. А я как вкопанный стою, уже готов в любую минуту разрядить ППШ. Тут немцы стали между собой что-то обсуждать, а потом побросали оружие и выстроились в ряд. Так я и привёл их в расположение своей части. Как потом рассказали Ивану Гавриловичу офицеры, фашисты решили, что Беларусь они потеряли, война будет проиграна, и лучше попасть в плен, чем быть убитыми. 

 

 

Машина останавливается у подъезда, пора подниматься на этаж. «Может, вы знаете, как Иван Гаврилович получил один из орденов Красной Звезды», – уже в квартире спрашиваю у сына фронтовика. Тот подаёт наградной лист в котором написано: «В боях при форсировании реки Свента в 1944 году в Литовской ССР  Захарову было дано задание с группой товарищей разведать западный берег реки. Захаров с боевыми  товарищами под сильным артиллерийским и пулемётным огнём противника форсировал реку и столкнулся с солдатами противника, завязав перестрелку. В этой схватке возглавляемая Захаровым группа уничтожила 18 гитлеровцев и захватила двух пленных, выполнив боевое задание. Лично сам Захаров уничтожил четырёх гитлеровцев и одного взял в плен, проявил при этом высокое мужество и отвагу. Достоин присвоения награды – ордена "Красная Звезда"».